Часть 1: Логика взаимодействия между наукой, высшим образованием и властью в Советском Союзе.
Дмитрий Дубровский
Фото: В разные эпохи СССР ситуация в науке и высшем образовании была заметно разной. Photo by Soviet Artefacts on Unsplash
Российская наука ресоветизируется?
В современных дискуссиях о том, как понимать происходящие драматические трансформации в российской науке и высшем образовании, часто звучит термин «ресоветизация». Нынешнее состояние российской академии все чаще сравнивается с Советским Союзом, а практики управления и контроля описываются как воспроизводящие советские практики.
При этом используются такие аргументы:
- растущая идеологическая составляющая в высшем образовании и гуманитарном и социальном знании,
- наличие репрессивных инструментов контроля за лояльностью студентов, преподавателей и научных сотрудников,
- до определенной степени усиление централизации и возвращение государственного заказа как в области высшего образования, так и в области исследовательской, прежде всего в научно-технической сфере.
Такое сравнение обращается к тактикам, которые избирали советские ученые и преподаватели, пытаясь избежать или по крайней мере смягчить существовавший идеологический контроль – особенно для гуманитарного и социального знания, как в сфере науки, так и в сфере высшего образования.
Таким образом, сравнение с СССР должно опираться на две категории аргументов.
- Первая категория должна объяснять структуру взаимодействия власти, науки и высшего образования в СССР и сравнивать ее с нынешними практиками.
- Второе – сравнение стратегий и практик «ответа» советских ученых на идеологический и административный гнет советского партийного и бюрократического аппарата с современными стратегиями и тактиками, которые выбирают российские ученые и преподаватели, которые остаются в стране.
Как управляли наукой в СССР?
Являются ли современные практики внутри российского высшего образования и науки, строго говоря, «советизацией»? Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять, чем являлись наука и высшее образование в СССР.
Как выглядела система управления наукой и высшим образованием в СССР? Основным методом управления была вертикальная интеграция, опирающаяся на план. В результате Академия наук СССР, подчинявшаяся Совету министров, была главным научном центром страны, одновременно научной и политико-административной структурой.
Ряд технологических направлений были интегрированы в различные отраслевые академии и НИИ – в частности, медицинская, сельскохозяйственная и другие. Эти отрасли были под контролем соответствующих министерств.
Планированием занимались Госкомитеты по науке и технике, создавая планы на пятилетку и координируя прикладные исследования, особенно в оборонной сфере и промышленности.
Идеологический же контроль осуществлял отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС.
С чем сравнивать?
Как представляется, первая проблема такого сравнения – ее вневременной характер. Сравнивая современное состояние академии с СССР, исследователи, как правило, не вполне точно определяют, какое время, собственно, имеется в виду. В разные эпохи СССР ситуация в науке и высшем образовании была заметно разной.
Так например, историк советской науки Лорен Грэхем выделяет пять этапов развития науки в СССР. Хрущевское время он называет «постсталинской либерализацией», а брежневское – стагнацией и бюрократизацией (Greham, 1993).
В разные периоды уровень контроля и идеологического давления был разным. Периодизация Грехэма опередляет хрущевское время как «золотое» в развитии советской науки и высшего образования.
При этом большинство тех, кто сравнивает современную ситуацию в России с прошлым, обращаются к брежневскому времени, когда наука и высшее образование стагнировали по сравнению с временем хрущевским, а уровень репрессий был явно выше – в силу активного распространения «академического диссидентства».
Вертикаль и автономии
В целом наука понималась как средство построения коммунизма. При этом в силу представлений советской партноменклатуры о науках вообще и их роли в обществе давление на разные науки было разным.
- В STEMM основная озабоченность касалась не столько идеологической области (за исключением некоторых дисциплин), сколько области безопасности.
- Гуманитарные науки в целом были под сильнейшим идеологическим контролем партийного аппарата.
При этом логика взаимодействия между наукой, высшим образованием и партийным аппаратом была понятной. Это была жестко структурированная вертикаль, в ряде случаев кооптировавшая представителей науки и высшей школы в органы управления и контроля.
Важно в то же время сравнивать сравниваемое. Ведь наука и высшее образование в СССР были устроены гораздо сложнее. Например, помимо заметной автономии Академии наук СССР, была заметна и автономия национальных академий – особенно после хрущевской оттепели.
Одним из частных примеров такого рода автономии являются истории вольнодумцев – не обязательно политических диссидентов, а именно научных вольнодумцев, которые не находили себя в Москве или Ленинграде, зато находили ‘safe zone’ где-нибудь подальше. Например, в эстонском Тарту- подальше от контроля Москвы- Юрий Лотман создал особую школу семиотических исследований, свободную от идеологического диктата партии.
Границы запретного
Особенностью советского управления является строгая вертикализация управления наукой и высшим образованием, планирование и двойной (партийный и полицейский) контроль над научными работниками, преподавателями и студентами.
С нашей точки зрения, уровень партийного и идеологического контроля распределялся очень по-разному – не только географически, но и дисциплинарно. Некоторые дисциплины и направления традиционно были включены в поле партийного контроля и контроля КГБ – от ядерной физики до востоковедения. При этом другие зоны контролировались меньше – и потому советские ученые часто их выбирали в качестве «тихой заводи», где можно было спрятаться от партийного и государственного контроля.
Некоторые дисциплины были подавлены полностью – достаточно вспомнить Лысенковщину, гонения на кибернетику.
Иногда границы запретного выстраивались не столько между дисциплинами, сколько внутри них, отделяя вопросы, для государства существенные, от тех, которые советскому государству были малоинтересны или вовсе безразличны.
Например археологии (которая автору известна лучше) очевидными политическими сюжетами являлись вопросы происхождения русского государства (т.н. «варяжский вопрос»). Они подвергались некоторой цензуре и пристально отслеживались.
Напротив, исследования, например, скифской археологии заметно меньше интересовали советскую власть по сравнению со археологией славянской, имевшей явно политическое и идеологическое предназначение. Такие зоны безопасности защищали, согласно термину Бориса Фирсова, «разномыслящих» — не обязательно оппонентов власти, а скорее оппонентов единомыслия – от идеологического и партийного давления.
В высшем образовании – как и в научных институтах – существовали отдельные департаменты, которые, строго говоря, сами были в основном идеологическими – кафедры научного коммунизма, истории КПСС, научного атеизма, а также соответствующие «научные» институты, например, Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС или Академия общественных наук.
Двойной контроль
В то же время, в рамках STEMM существовали так называемые «ящики», или закрытые научно-исследовательские институты, работавшие под двойным контролем КГБ из-за специфики исследований (прежде всего ядерной физики).
Таким образом, советская практика управления основывалась на вертикали и двойном контроле:
- официальный идеологический контроль осуществлялся через партийные организации в исследовательских и научных институтах,
- полицейский – через соответствующие Первые отделы, курируемые КГБ.
При этом в отношении ученых – особенно STEMM – превалировали вопросы секретности, и контроль КГБ был заметнее. Напротив, как кажется, высшая школа была в большей степени подконтрольна партийному аппарату. Это вполне может объясняться важной идеологической ролью «воспитания советских граждан», которая была для высшего образования задачей идеологической.
Несмотря на то, что этот контроль был распределен неравномерно, структура самого управления и двойной контроль в значительной степени обеспечивали универсальный – даже по сравнению с обществом в целом, контроль государственного и партийного аппарата за активностью научных работников и преподавателей.
* * *
Даже в этих условиях наука могла развиваться, отчасти благодаря неравномерности контроля и наличию различного рода «зон свободы» — некоторые из которых были в буквальном смысле «зонами несвободы». Там контроль КГБ практически исключал партийный, что вызывало некоторое подобие академической автономии и научной свободы.
Заметно также, что феномен сопротивления – «академического» или «научного диссидентства» – был связан в большей мере не с образовательными, а с научными институциями, прежде всего STEMM, в силу меньшего идеологического контроля над естественными науками.
В то же время более независимо себя чувствовали академические исследовательские организации, имевшие свои научные советы и таким образом в меньшей степени интегрированные в корпоративные структуры. Например, отраслевые НИИ.
Практики тихого сопротивления, которые формировались внутри советской системы, оказались очень востребованы в новых условиях российской науки и высшего образования после февраля 2022 года.
Во второй части мы сравним институциональные принципы организации российской науки и высшего образования с принципами советскими, описанными в первой части.
0 Комментариев