Что говорят представители российской академии, придерживающиеся антивоенных позиций.
Елена Павлова
Фото: Дискуссии за рубежом мало затрагивают процессы в самой России, изолированной с обеих сторон. Photo by Juliane Liebermann on Unsplash
Услышать голоса тех, кто остался в России
Возможен ли открытый протест внутри России против российских действий в Украине и против властей в целом?
Несмотря на очевидный рост политических репрессий, количество призывов к подобным действиям не уменьшается. Более того, так как массовых протестов внутри страны не наблюдается, нарастает отторжение российских граждан за ее пределами. Недаром выступления Ильи Яшина и Владимира Кары- Мурзы, которые подчеркивали разницу между политическим элитами страны и рядовыми гражданами, вызвали шквал негативных комментариев.
Однако высказывались и мысли, что эти выступления можно расценивать как новую возможность услышать голоса тех русских, кто против войны, но остался в России. На мой взгляд, это крайне важный момент.
Именно поэтому я решила представить краткий обзор своего исследования, посвящённого гражданской активности российской антивоенной либеральной академии и проводившегося в России в конце 2022 – начале 2023 года.
Об исследовании
Исследование было проведено в рамках проекта «Limits and opportunities of civic activism in contemporary Russia» (2023-2024), проводимого совместно Estonian Ministry of Foreign Affairs и Университетом Тарту
Я провела 21 полуструктурированное интервью с представителями российской академии, придерживающихся антивоенных позиций. Среди респондентов было примерно равное количество мужчин и женщин разных возрастных групп из разных городов России.
- Среди участников было семь человек, находящихся на ранней стадии карьеры. У всех были некоторые международные связи, но никакой известности и небольшой, если вообще был, административный опыт.
- Вторую группу составляют ответы одиннадцати ученых, находящихся на среднем этапе карьеры. Это профессора или доценты со связями как в России, так и на международном уровне. Эти люди имеют административный опыт, некоторые занимают руководящие должности среднего звена.
- Мне удалось поговорить только с тремя учеными, которые начинали свою карьеру в 1990-х. Это профессора, которые занимали и занимают различные руководящие должности, они активны и заметны на международном уровне.
Все мои респонденты – представители крупных государственных университетов: трое из Москвы, одиннадцать из Санкт-Петербурга и шесть из других региональных центров.
Я закончила брать интервью, когда стало понятно, что я достигла определенной насыщенности данных и не получаю новой информации из ответов.
Итак, что это были за ответы?
Вина и ответственность
Чувство вины. Сразу скажу, что только один респондент заявил именно о коллективной вине.
«Да, — сказала она, — чувство коллективной вины есть, но другим я это не транслирую. Это гложет меня внутри. Может, надо было больше ходить на протесты. Может, именно этого последнего протеста и не хватило».
Все остальные четко обозначали разницу между политическими элитами и рядовыми гражданами и говорили о коллективной ответственности. Для моих респондентов разница состояла в самом отношении к ситуации, где вина предполагает скорее личное эмоциональное вовлечение, в то время как осознание коллективной ответственности – это рациональное переосмысление положения дел.
Ответственность связывалась многими респондентами и с личным бездействием, и с изначально провальной стратегией протестов, в которых респонденты участвовали.
«Не было четкой стратегии, а то, что было, не соотвествовало условиям. Господствовал обывательский либерализм – ходить, высмеивать власть. И это должно было подействовать?»
Респонденты подчеркивали свою ответственность – как эксперта и как гражданина, но гражданина, который никогда не поддерживал подобные решения, «властям санкции не давал». Отмечалось, что с одной стороны, платить за эту политику придется всем россиянам – и это справедливо. А с другой – что «к коллективным последствиям пока никто в России не готов».
Стратегия децентрализации
Какой должна быть долгосрочная стратегия развития страны?
Прежде всего, это децентрализация. Подчёркивалось, что полное пренебрежение к ситуации в регионах, недостаточное внимание к жизни за пределами Москвы и Санкт-Петербурга – серьезная ошибка не только властей, но и оппозиции.
«Российская академическая элита <…> иерархична и столицецентрична. Интересно, что есть московоборческие настроения, но на Санкт-Петербург это не распространяется. Коллегам из других регионов она близка, но и там это скорее логика неравномерного распределения ресурсов, классовая борьба».
Респонденты обращали внимание и на такой факт: речь не идет о том, чтобы «нести идеи глубинному народу» — но развивать равноправное сотрудничество.
Безусловно, никто не верит в распад России, но идея большей децентрализации не только в системе управления государством, но и в процессе производства знаний здесь крайне важна.
«Мы не чувствуем связи с Россией, мы существуем локально, мы не мыслим через категорию страны», — подчеркнул один из респондентов.
В фокусе – Россия
Респонденты указывали, что провал либеральной интеллигенции состоял и в излишней ориентированности на Запад.
Речь не идет об отказе сотрудничать с Западом, изоляции или отбрасывании ценностей, мыслимых сейчас как универсальные. Главная идея состоит в том, чтобы ключевой аудиторией производства знаний являлись российские граждане. (Речь здесь не о занятиях со студентами, а научных и научно-популярных публикациях.)
«Мы жили только через обратную связь с Западом. Более того, мы находили контакты в России через западные рекомендации. Только их признание говорит о том, что ты стоишь как ученый».
«Нам в РФ надо ориентироваться на себя. Убирать этот комплекс провинциальности. Должно быть понимание, что публиковаться надо на родном языке. Учебники, статьи… В конце концов наш труд оплачивают налогоплательщики, и они заслуживают получать результат на своём языке. Я занимался собой и своей наукой, и это было направлено не на Россию».
Еще раз подчеркну: никто из респондентов не отрицал важность научного сотрудничества с учеными из других стран, не призывал к сознательной академической изоляции. Респонденты подчеркивали, что сейчас осознают, ничего доказывать условному Западу не нужно – ни свою академическую состоятельность, ни правильность политических позиций.
Речь исключительно об ориентации на проблемы России, стремлении найти оптимальные модели для преодоления сегодняшней ситуации и развития страны в будущем.
Нужно разговаривать
Почти все респонденты подчеркивали важность диалога со всеми группами населения страны – вне зависимости от их политического курса. Любая социальная работа должна быть ориентирована на низовые организации, такие как профсоюзы, студенческие или волонтёрские движения.
«Если есть добровольцы – есть добрая воля к этой войне, значит, нужен контакт, должен быть обмен мнениям».
«Работа в профсоюзах не может строиться на разделении «своих и чужих». Помощь украинским беженцам, которые приехали в Россию, спасаясь от военных действий, также важна».
Позиция многих русских политических активистов и журналистов, проживающих за рубежом и призывающих к военным действиям в отношении России и дегуманизации всего российского населения, представляется неприемлемой.
«Что они вообще хотят? Ведь все тот же паттерн – раскол оппозиции – поливание грязью. Как (называет имя известного русского журналиста, проживающего сейчас за пределами России) «Эта Россия сломалась, несите новую!». Это все к расколу и повышению градуса ненависти. При всем уважении к (имя), это всё та же риторика «есть украинцы, а есть хохлы». Он и есть такой «русский», кто не пытается понять, но просто призывает все разрушить».
Что делают сами респонденты?
Гражданская активность моих респондентов проявляется прежде всего в рамках их сферы деятельности – науки и высшего образования. Некоторые респонденты вели активную антивоенную деятельность в классах (трое из них уже уволены). Некоторые публикуют критические заметки в социальных сетях.
Но основная часть скорее нацелена на долгосрочную стратегию. И здесь также подчеркивается важность диалога и развития критического мышления.
«Затыкать никого нельзя, только если совсем радикальные призывы. Все позиции могут и должны быть высказаны».
«При этом важно студентов не подавлять. Мы все обсуждаем, но максимально политически нейтрально. Это вообще моя этическая установка. Нейтрально-критическая. Глазами аналитиков. Я всегда всех слушаю и поддерживаю. Профессиональная позиция на первом плане. Это академический дискурс».
Подчеркну, что сегодня – в условиях тотальной практики доносов – такая позиция тоже требует большой смелости.
«Сейчас моя задача – учить молодежь. Те люди, которые будут что-то менять, они будут отсюда… Нам надо разививать сivic education, таргетированное гражданское образование. Причем в фокусе должны быть паттерны и концепции, разработанные именно для нашего общества. Чтобы послезавтра действовать».
* * *
Конечно, группа моих респондентов была слишком мала, чтобы делать серьезные выводы или прогнозы. Не могу я и давать советы, какая стратегия сотрудничества с российскими либералами может быть успешной и полезной.
С одной стороны, очевидно, что единственная возможность – это сохранение контактов между российскими и западными учеными.
С другой, я не представляю, как подобные инициативы могут быть выдвинуты в любой академической организации ЕС или США без жёстких последствий в отношении инициаторов. Нормативный подход, упрощение палитры до черного и белого, царящие сегодня в отношении любых исследований России, жестко ограничивает возможность любого диалога с россиянами, даже придерживающихся антивоенных позиций.
За пределами России мы можем по-разному относиться к высказываниям, представленным выше. Мы можем их обсуждать, осуждать или поддерживать, подчеркивать идеологическую незрелость или восхищаться смелостью отдельных граждан.
Однако дискуссии за рубежом мало затрагивают процессы в самой России, изолированной с обеих сторон – как политикой Кремля, так и политикой Запада. И это нужно понимать.
0 Комментариев