Почему последний в России Liberal Arts не стал центром антивоенных протестов?
Виктор Мокрушин
Фото: вертикаль власти в тюменском институте свободных искусств и наук начиналась с Путина, а заканчивалась – директором института. Photo by RG72 — Own work, CC BY-SA 4.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=81425365
Индивидуальные репрессии как последний этап
2022 год считается поворотным в процессе автократизации в России. Именно с началом вторжения в Украину связаны беспрецедентные сроки за пикеты, частные высказывания и комментарии в социальных сетях.
Но нарушение индивидуальных прав и свобод – лишь последний этап в истории путинских репрессий. Прежде чем грубо подавлять смелых одиночек, режим разрушил то, на что они могли опираться – коллективные структуры. Как часто бывает, то, что происходило в политической системе в целом, находит отражение в (под)системе высшего образования и даже в кейсе одного конкретного института.
Как именно уничтожались академические свободы до 2022? Как это повлияло на характер антивоенных протестов в последнем в России незакрытом Liberal Arts институте?
Построение вертикали – разрушение горизонтали
После распада СССР университеты оказались предоставлены сами себе. Государство не могло их финансировать и не хотело контролировать.
Всё изменилось в 2000-х, когда с увеличением финансирования вернулся контроль. Это проявилось, например, в том, что ректоров, которых в большинстве ВУЗов ранее избирали, стал назначать министром образования. Амбиции государства подчинить ВУЗы закрепилась в требованиях к участию в программе “5-100”: ректор университета-участника конкурса должен быть назначенцем.
В результате лишения власти коллегиальных структур была создана система, в которой президент назначает министра образования, министр – ректоров, а ректоры – директоров институтов.
Именно этот процесс объясняет парадокс марта 2022-го: большинство ректоров госвузов подписало письмо в поддержку военных действий, в то время как сотрудники университетов подписывали петиции с осуждением войны и/или покидали Россию. К этому моменту ректоры уже более десяти лет не зависели от своих коллективов. Политически мотивированные увольнения преподавателей, выступавших против режима, были лишь последним этапом репрессий.
Нео-либерал артс в государственном университете
Даже внутри бескомпромиссно вертикальной системы могли появиться – и сохраниться после начала полномасштабной войны – анклавы (относительной) академической свободы. Так, в рамках программы “5-100” в Тюменском госуниверситете открыли экспериментальный институт Школа перспективных исследований (School of Advanced Studies, SAS).
Здесь профессора с западными степенями преподавали на английском языке по системе Liberal Arts. На дворе стоял 2017 год; режим мог позволить себе риск собрать критично мыслящих и политизированных людей в одном месте, чтобы улучшить позиции в международных академических рейтингах.
Однако довольно скоро выяснилось, что за фасадом прогрессивности скрывалась брутальная неолиберальная автократия. И если краткосрочные контракты и таргетированные репрессии в SAS уже были преданы огласке, то разрушение коллективных структур оставалось до сих пор вне поле зрения.
Чтобы разобраться в деталях и последствиях этого процесса, мы проанализировали нормативно-правовые акты SAS и провели интервью с участниками событий. Такой анализ помогает также понять, почему институт не стал местом крупных антивоенных протестов – с одной стороны – и не был закрыт – с другой.
«Непосредственное руководство»
Не будет преувеличением сказать, что вертикаль власти в тюменском институте свободных искусств и наук начиналась с Путина, а заканчивалась – директором института. Положение об учреждении SAS даёт ясно понять, что его создатели не предполагали даже минимального участия преподавателей и студентов в со-управлении:
“Общее руководство Школы перспективных исследований осуществляют директор, заместитель директора, руководитель учебного офиса и советник по академическому позиционированию <…> Непосредственное руководство Школой перспективных исследований осуществляет директор, назначаемый приказом ректора Университета <…> Директор Школы перспективных исследований подчиняется непосредственно ректору Университета.”
Повторение слова “непосредственное” неслучайно в свете того факта, что никакие коллективные структуры – ни учёный, ни студенческий советы не упомянуты в документе. Их создание, не говоря уже о влиянии на функционирование института, было нежелательным. Это показали точечные репрессии против преподавателей, пытавшихся учредить учёный совет, и студентов, зарегистрировавших в 2022 году совет студенческий.
Что же означало «непосредственное управление» на практике? Уволенный профессор SAS, социолог Матвей Ломоносов в своем прощальном письме выпускникам 2022 года объясняет:
«(Помимо различных комитетов в SAS) существуют faculty meetings (своеобразный аналог “ученых советов” других подразделений ТюмГУ), на которых должны обсуждаться ключевые вопросы. Однако эти структуры не способны обеспечить коллективность принятия решений. Комитеты очень быстро превратились в структуры, которые выполняют «задания» администрации. Точно так же faculty meetings превратились во встречи, на которых преподавателей просто уведомляют о решениях, принятых администрацией по ключевым вопросам».
Отсутствие коллективных преподавательских и студенческих структур позволяло директору беспрепятственно цензурировать исследовательские работы студентов: от «умного голосования» и протестных мемов в Беларуси до Liberal Arts в России.
Даже при согласии научных руководителей и этического комитета директор и его заместитель запрещали студентам исследовать темы, касавшиеся современной политики. Студентам было некого просить о защите своей академической свободы, ведь никто не имел власти над директором.
Антивоенные протесты
Как и многие россияне, преподаватели и студенты тюменского Liberal Arts протестовали против войны с её начала.
Эти протесты не были спланированными, массовыми и скоординированными. Они были скорее индивидуальными, часто спонтанными и сугубо символическими акциями.
Такой характер протестов продиктован тем, что в случае репрессий ни преподаватели, ни студенты не могли рассчитывать на поддержку каких-либо коллективных структур. Из-за их отсутствия в распоряжении противников войны не было ни потенциала для мобилизации сторонников, ни организационного ресурса.
Конечно, некоторые противники войны среди преподавателей и студентов пытались объединиться. Но попытки создать структуры с нуля встречали либо сопротивление администрации, либо равнодушие окружающих, либо и то, и другое.
Так, одна из преподавательниц призывала своих коллег сделать совместное заявление против войны. На этот призыв никто не откликнулся из соображений безопасности. Когда коллективное действие не случилось, преподавательница решила действовать индивидуально и неформально отпустила студентов с пары, во время которой возле университета проходила антивоенная демонстрация.
Студенты создавали чаты для координации антивоенных действий – вроде расклейки листовок. Эти чаты довольно скоро стали доступны администрации института и полиции – те стали угрожать студентам. В результате последние перешли к индивидуальным действиям или вовсе оставили попытки протестовать.
* * *
Как создание, так и “выживание” Liberal Arts института в позднепутинской России кажется удивительным лишь до тех пор, пока не обращаешь внимание на внутреннее устройство организации и её место во властной иерархии.
В системе, где президент назначает министра образования, министр – ректора, а ректор – директора института, наделяя последнего неограниченными полномочиями, любой протест легко подавить ещё до того, как он возник.
Отсутствие коллективных структур – вроде учёного совета или студсовета – оставляет преподавателей и студентов без защиты в случае репрессий и без ресурса, который мог бы быть мобилизован для протеста против несправедливости.
Нарушить академические свободы в такой системе также не составляет никакого труда. Поэтому индивидуальные свободы неотделимы от коллективных, так же как академические — от политических.
0 Комментариев