Социальные науки и политика

Социальные науки, включая экономику, по определению не могут существовать в отрыве от политики (policies).

• Выводы, полученные учеными, используются полисимейкерами.
• Программы и действия политиков становятся предметом исследований.
• Научные работы помогают политикам концептуализировать проблемы и становятся основанием для политических решений.

Социальные науки нужны для решения как глобальных, так и национальных проблем. Социальная экспертиза — посредник между научным знанием и его применением: с ее помощью устанавливаются приоритеты, идентифицируются проблемы, измеряются эффекты, интерпретируются ситуации…

Социальные науки в демократиях и авторитарных режимах

В либеральных демократиях ученые, по сути, участвуют в политических дебатах.

Политические партии и правительство привлекают их для дискуссии по наиболее значимым общественным проблемам. При разработке политик ученые и эксперты выступают либо «адвокатами», либо «брокерами» знания – или настаивают на близком им подходе к решению проблем, или помогают гражданам и политикам осознать, кто выигрывает и кто проигрывает от того или иного решения.

В авторитарных режимах роль социальной экспертизы – и социальных наук в целом – редуцируется. Здесь нет политической борьбы, а свобода слова ограничена.

Но авторитарным лидерам тоже нужна экспертиза: ученые и консультанты помогают рационализировать принимаемые решения.

В демократиях исследователи привлекаются, чтобы

• изучить проблему, которую предполагается решать при помощи политики,
• исследовать способы ее решения,
• выбрать оптимальный вариант решения проблемы (но здесь ответственность не на ученых, а на политиках)
• отслеживать, как решение реализуется, не нужно ли его скорректировать.

В авторитарных режимах

• фазы 3-4 всецело реализуются чиновниками (наука и общественность от участия в них отстранены),
• к фазе 1 (и реже – 2) эксперты привлекаются весьма эпизодически.

Агентом, который привлекает ученых к экспертизе, фактически является государство.

Партии из-за отсутствия политической конкуренции не заинтересованы в экспертизе.

У бизнеса потребность в ней слаба из-за неразвитости институтов лоббизма.

Негосударственные организации слабы, не обладают финансами и почти не участвуют в выработке политики, поэтому их спрос на экспертизу тоже низок.

Эксперты vs визири

Участие ученых в экспертизе в современной России – дело добровольное. В отличие от сталинского периода.

За работу на государство ученые получают приличные деньги, заметно превышающие плату за научную работу и преподавание в университете. Кроме того, обслуживание государства повышает административный вес университетов, им выделяют больше средств из бюджета, им легче получить новые земельные участки и здания и т.д.

Ключевые российские университеты, помогающие вырабатывать политику в области экономики и социальных вопросов – Высшая школа экономики (НИУ ВШЭ) и Российская академия народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС). Их административный вес весьма высок.

За это ученые вынуждены платить отказом от участия в реальных экспертизах. Их чаще привлекают для того, чтобы

• обосновать уже принятое решение, чем помочь его придумать,
• найти механизм достижения цели, а не саму цель.

Наличие собственной позиции только вредит такому эксперту. Считается неправильным, если эксперт работает на государственный орган и критикует его же политику. Такого эксперта просто не будут привлекать к проектам.

В целом, как показывали еще в нулевых экономисты Константин Сонин (University of Chicago) и Георгий Егоров (Kellogg School of Management), диктаторам нужны не эксперты, а скорее визири —  эксперты, отличающиеся повышенной лояльностью.

Для визиря компетентность ценится меньше, чем лояльность. Он может обладать посредственным уровнем компетентности – но его лояльность вне сомнений.

Такие эксперты особо востребованы «информационными автократами» (термин Дэниэла Трейзмана (UCLA) и Сергея Гуриева (Sciences Po)). Их власть держится не на «штыках и казачьих нагайках», а на манипулировании информацией. Ученые помогают таким автократам выглядеть в глазах народа компетентными лидерами, принимающими правильные решения.

В 1990-е и 2000-е годы лучшие российские экономисты – либерально мыслящие эксперты – выполняли различные работы для госорганов: консультировали, готовили экспертизы, разрабатывали политики. Они пытались быть «технократами» при власти, которые не идут в политику, но помогают власти принимать правильные решения.

Эта модель приводит к тому, что экспертное знание работает на общее благо в очень слабой степени. На решения политиков сильнее влияют не мнения экспертов, а интересы правящих элит и аппарата. Поэтому даже локальные реформы приводят к весьма ограниченному результату. В итоге участие ученых не ведет к улучшению качества государственного управления.

Конечно, локальное участие ученых в улучшении работы госорганов приносит некоторые результаты. Но большие проекты – типа «Стратегии-2020», в разработке которой участвовали сотни ученых НИУ ВШЭ и РАНХиГС, – реализуются лишь в той мере, в какой это выгодно чиновникам.

Что изменилось после Крыма

После 2014 года шаткий консенсус между властью и учеными-экспертами оказался нарушен. Теперь власти нужна лояльность деятельная.

К тому же власть стала намного более чувствительна к критике. Высказывания ученых, которые 10 лет назад прошли бы почти незамеченными, теперь вызывают бурные дискуссии с участием политиков – вплоть до внимания следственных органов.

Виднейшие российские экономисты – Сергей Гуриев, Константин Сонин, Сергей Алексашенко и др. – теперь работают за границей. Эксперты, сотрудничающие с госорганами, занимаются самоцензурой.

Что в следующий раз вызовет раздражение чиновников, предсказать весьма сложно.

• Политолог Кирилл Рогов был вынужден перестать сотрудничать с РАНХиГС и Институтом экономической политики им. Гайдара после публикации в 2015 году своего доклада в European Council on Foreign Relations.
• Антропологу Александру Панченко в 2018-м не продлили контракт в СПбГУ: сам ученый объяснил недовольство своими экспертизами для судов по уголовным делам против верующих (секта пятидесятников).
• Оппозиционный историк Андрей Зубов в 2014-м был уволен из МГИМО после антивоенной колонки в газете.
• Петербургский историк Кирилл Александров лишился докторской степени, полученной за диссертацию о власовской армии.

Подобных случаев много и в регионах. Там лишиться работы в университете еще проще: например, показать студентам фильм «Фонда борьбы с коррупцией» о Дмитрии Медведеве.

Такие истории выполняют «сигнальную» функцию: достаточно уволить одного, чтобы сотни других стали осторожнее, а университетские администраторы и представители ФСБ, «присматривающие» за университетами, почувствовали, что сегодня считается недопустимым.

Университеты под пристальным контролем

Российские университеты постепенно превращаются в бюджетные учреждения. Редкие исключения из правила – небольшой Европейский университет в Санкт-Петербурге и «Шанинка» (Московская высшая школа социальных и экономических наук), работающая в гибридном режиме – как самостоятельная, но в то же время зависимая от РАНХиГС.

Внимание к университетам усилилось особенно в 2017-м, когда стало понятно, что протестное движение «помолодело». Полигоном новой политики стал Санкт-Петербургский университет (СПбГУ). Еще в 2013 году – до Крыма – его сотрудникам запретили давать комментарии и экспертные заключения без разрешения ректората. Потом стали штрафовать студентов за участие в протестной активности.

Подчас раздражение вызывают не «политические высказывания» ученых, а аналитика.

• В конце 2017 года Центр развития (НИУ ВШЭ) перестал публиковать комментарии по поводу банковского регулирования и надзора. Тогда один за другим рушились частные банки, а политика ЦБ в отношении них была весьма спорной.
• Осенью 2019 года РАНХиГС прекратила публиковать ежемесячный Мониторинг социально-экономического положения и самочувствия населения, выходивший с 2014 года. Его готовила известный экономист Татьяна Малева и другие сотрудники Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС. Говорят, кого-то из чиновников раздражало, читать в материалах академии при президенте РФ, что экономическое положение населения ухудшается.
• Под угрозой был и выпуск другого экономического мониторинга. Он продолжает выходить, но периодичность стала реже.

Зачистка Высшей школы экономики

Главной площадкой борьбы за университетские свободы стала НИУ ВШЭ. Университет старается держать промежуточную позицию:

• по возможности не увольнять профессоров и преподавателей, критически настроенных по отношению к политическому режиму,
• но «принимать меры», если кто-то из сотрудников или студентов своими действиями раздражает власть.

Обстановка в университете стала ухудшаться с 2014 года, когда наблюдательный совет ВШЭ возглавил Вячеслав Володин (в 2016 его сменил Сергей Кириенко), а ректор Ярослав Кузьминов прошел в Мосгордуму и стал сопредседателем московского штаба Объединенного народного фронта.

• В 2015 фонд «Либеральная миссия», созданный Евгением Ясиным, стал иностранным агентом.
• ВШЭ покинули Сергей Алексашенко и Владислав Иноземцев.
• Константин Сонин ушел с позиции проректора и вскоре принял профессорскую позицию в University of Chicago.

В 2018 году сотрудничество с ВШЭ прекратила российская Transparency International (TI-R). Как потом рассказывала его глава Елена Панфилова, ее просили дезавуировать расследования, посвященные Марату Хуснуллину, тогда – вице-мэру Москвы, курировавшему строительство и транспорт. Вышка должна была получать новые здания, а TI-R показала конфликт интересов.

В 2019 году из ВШЭ уволился Александр Кынев, ведущий специалист по российской региональной политике. Курсы, которые вёл политолог, были сокращены. Департамент политической науки, где он работал, объединили с департаментом госуправления. Чтобы подготовить студентов-политологов к «реальной жизни», преподавать пригласили Алексея Чеснакова, много работавшего с администрацией президента и Владиславом Сурковым.

В 2019-м университет также покинула Елена Сироткина, изучавшая участников протестного движения, в частности сторонников Алексея Навального.

После протестных выступлений лета-осени 2019 года, в которых участвовало много студентов, в центр внимания попали студенческие организации. В декабре был исключен из списка студенческих организаций ВШЭ журнал Doxa: якобы он нанес вузу репутационный ущерб. Doxa критиковал выдвижение Валерии Касамары в депутаты Мосгордумы (она не была избрана), собирал деньги на штрафы студентам, на которых завели дела, публиковал проблемные статьи и по материалам «Диссернета» рассказывал о ситуации с плагиатом.

Осенью же 2019 года разразился скандал с филологом Гасаном Гусейновым, якобы «оскорбившим русский язык и культуру». Совет по этике рекомендовал ему извиниться и дезавуировать высказывания. Гусейнов делать этого не стал. Ректор Ярослав Кузьминов по сути согласился с критиками Гусейнова.

Наконец, созданный Евгением Ясиным фонд «Либеральная миссия», долгое время работавший в тесной связи с ВШЭ, вынужден эту связь постепенно разрывать.

***

Для ученых, занимающихся социальными науками, условия работы стали постепенно ухудшаться в начале 2010-х. После Крыма – в 2014-15 – они ухудшились резко. Заметное ужесточение произошло и в 2019-м, особенно после августовско-сентябрьских протестов.

Ужесточение происходит по цепочке.

• В ответ на рост протеста против авторитарной власти та становится еще более авторитарной – увеличивается давление на интеллектуальные слои, где протест выше всего.
• После дезорганизации и апатии, вызванной ростом давления, протест через некоторое время усиливается.
• В ответ власть снова становится чуть более жесткой к тем, кто выражает свою нелояльность публично, и т.д.

Механизм работает как «порочный круг». Последние политические события, связанные с внесением поправок в Конституцию, могут привести к новым протестам среди образованных горожан. Что в свою очередь обернется новыми ограничениями для ученых и студентов.