Ограничена ли свобода профессоров и преподавателей стенами аудиторий и лабораторий?

Дмитрий Дубровский

Фото: Вопрос о том, является ли публичная активность частью академической свободы, пока открыт. (Joao Cruz/Unsplash, bit.ly/2XC7vC4)

Две модели академической свободы

Академическая свобода – не столь очевидное понятие, как, например, права человека или свобода вероисповедания. Не случайно, помимо Magna Charta Universitatum, нет общепризнанных международных документов, которые бы давали определение академической свободы.

Ученые давно обсуждают, что должно включаться в академическую свободу, а что – нет. Пока результаты обсуждений такие.

Существует две модели понимания, что такое академическая свобода.

Классическая модель исходит из того, что основная свобода преподавателей и студентов – это свобода преподавания и исследований внутри университета. Основная задача университетского сообщества – защита именно этой свободы от внешних посягательств.

Активистская модель исходит из возросшей социальной миссии академии и считает публичную активность преподавателей и студентов неразрывной частью академической свободы и академических прав.

В настоящее время в зарубежной академии активно обсуждают вопрос, какая из моделей академической свободы более подходит современному миру.

Именно публичные выступления ученых и даже право на создание профсоюзов вошли в определение академических свобод, принятых рядом влиятельных организаций. Так, Американская ассоциация университетских профессоров (AAUP) в документе 1940 г, помимо свободы учить и учиться, отдельно выделяет свободу и право профессоров выступать публично без ограничений и цензуры со стороны своих институций. Правда, при этом оговаривается необходимость уточнять, что они не выступают от имени университета.

СССР: свобода в границах вуза

К сожалению, Россия пока остается в стороне от этих дискуссий и тем более исследований. Проблема академической свободы долгое время попросту не обсуждалась серьезно – ни в СССР (что понятно), ни в России (что понятно гораздо меньше).

Обсуждение академических прав в Советском Союзе, до 1991 года, прежде всего сталкивается с вопросом о том, в какой мере авторитарное государство дозволяет ученым быть учеными, то есть исследовать и учить свободно.

Понятно, что в СССР понимание академической свободы просто исключало любой выход ученого за пределы лаборатории или аудитории. Внутри была определенная степень свободы, снаружи – не было.

Новая Россия: спонтанные поиски свободы

После распада СССР вопрос об идеологическом контроле был снят. По-видимому, на этом вопрос о свободе исследований был исчерпан.

В 1990-е единственной проблемой, которая напрямую касалась академической свободы, была проблема идеологического столкновения между национал-консерваторами и либералами в академических институциях. Например, история конфликта на историческом факультете СПБГУ поставила вопрос о пределах идеологического разнообразия в новых для российской академии условиях. Противостояние заведующего кафедрой Бориса Комиссарова и декана Игоря Фроянова – классический конфликт «западничества» и «православного патриотизма» – завершилось ничьей. Комиссаров был вынужден уйти с факультета, а Фроянов перестал быть деканом.

Парадоксально, но в данном случае внешнее по отношению к университету воздействие – общественное – сильно повлияло на представление о границах академической свободы.

Тем не менее ни публичных обсуждений, ни исследовательских проектов в области академических прав и свобод практически не существовало.

Свобода с точки зрения Конституции и закона

Пожалуй, только в рамках юридических документов – учитывая тренд на включение российского образования в Болонскую систему – устанавливались общие представления, каковы с точки зрения права представления об академических правах и свободах.

Статья 44 Конституции РФ защищает свободу научного творчества и преподавания.

В законе «О высшем и послевузовском профессиональном образовании», принятом еще в 1996 году, академические свободы определялись как

• свобода педагогического работника высшего учебного заведения излагать учебный предмет по своему усмотрению,
• свобода выбирать темы для научных исследований и проводить их своими методами,
• свобода студента получать знания согласно своим склонностям и потребностям.

Классическая модель свободы по-российски

Очевидно, что российское право стоит на представлении о «классической модели» академических прав – это права исключительно «учить и учиться».

При этом в России все более укрепляется авторитарный режим. Рост авторитарных тенденций особенно выразился в идеологическом давлении на гуманитарное и социальное знание, одновременно с резким усилением техноцентризма и бюрократизации университетов.

В свою очередь это повлияло на рост интереса к тому, что такое академическая свобода и каким образом она должна защищать права ученых.

Неолиберальные реформы резко сузили автономию вузов, сделав ректоров исполнителями приказов государственных ведомств. Атака на «иностранных агентов», политические процессы над студентами, например, суд над студентом Высшей школы экономики Егором Жуковым, резкое сужение пространства свободы слова для сотрудников академии – все это активизировало дискуссии в российской академии относительно того, кто и как определяет пределы академической свободы.

Одновременно и сами университеты стали сознательно ограничивать пространство академической свободы, прежде всего в части публичных выступлений, настаивая на том, что они не являются частью академической свободы.

Так, в недавнем докладе «Терроризм: недопустимость оправдания» авторы из Высшей школы экономики отдельно обращают внимание на вопросы академической этики, впрямую разделяя свободу высказывания внутри университета и в публичном пространстве. Отрицая «табу на исследования», авторы настаивают на «этике публичных выступлений», которая требует не допускать «легковесных публичных суждений на морально значимые темы».

Понятия легковесности и моральной значимости остаются предельно размытыми.

Что показал наш опрос

Центр независимых социологических исследований (ЦНСИ) предпринял исследование, как именно российские исследователи и преподаватели понимают академические права и свободы. В рамках исследования респондентов просили напрямую ответить на вопрос, как они понимают академическую свободу.

Ответы показали, что по шкале между «классической» моделью и «социально-активной моделью» существует определенный разброс мнений.

Так, директор ЦНСИ Виктор Воронков формулирует академическую свободу прежде всего как свободу исследований:

«Для меня академическая свобода – это исследовать то, что я хочу и как я хочу, чтобы мне никто не мешал. И соответственно публиковать те тексты, которые я считаю нужным <…>, не размышляя над тем, как это будет воспринято. Более того, академические свободы – это свободы без границ государственных, по крайней мере. И без деления денег на иностранные и не иностранные. В общем, свобода исследований — вот что главное».

Так же определяет академическую свободу и выпускница НИУ-ВШЭ Юлия Архипова:

«Для меня академическая свобода – это возможность исследовать <…> свой предмет исследования, изучать его, передавать знания дальше и вообще проводить в любом формате научную деятельность без оглядки на политическую ситуацию, а только с оглядкой на научность».

Так же говорит и директор Института русской литературы (Пушкинский дом) Валентин Головин.

Он определяет академическую свободу как свободу «заниматься тем научным направлением, которым он заниматься желает, независимо от того дискурса или научной школы, к которой он принадлежит, и независимо от того, к эпатажным или консервативным выводам он придет».

Напротив, бывший преподаватель Балтийского федерального университета имени Канта Анна Алимпиева фокусируется на другом:

«Для меня это свобода выбора тем для обсуждения – в смысле обсуждения со студентами, обсуждения в публичном пространстве, тем для проведения исследований, постановки исследовательских вопросов и так далее».

Директор Института лингвистических исследований Российской академии наук Евгений Головко включает в понимание академической свободы еще и свободу от бюрократического контроля и согласований.

Показательно, что в комментарии Армена Арамяна, редактора студенческой газеты DOXA, приведен пример того, как самоцензура влияет не только на российских, но и зарубежных исследователей. По его словам, один из социальных исследователей отказался комментировать ситуацию в России потому, что «боится, что ему закроют въезд, а это как бы тема всей его жизни. То есть он изучает Россию, это его главная тема; если ему закроют въезд в Россию, то он больше не сможет её исследовать».

* * *

Однозначного ответа на вопрос, является ли активность в публичном пространстве частью академической свободы как продолжение профессиональной активности ученого, по-прежнему нет. Прояснять его может только открытая дискуссия об академических свободах. Тема далеко не исчерпана – напротив, с усилением авторитаризма она приобретает все большую актуальность.