Репрессии государства против «неправильной» истории усиливаются. Зато крепнет единая идеология.

Дмитрий Дубровский

 

Фото: Российское историческое общество стало активным проводником «истинно патриотической» версии истории. (Photo: The Presidential Press and Information Office, CC BY 4.0)

 

Холокост под прицелом мнемополитики

История обладает мощным мобилизационным зарядом. Современный популизм часто обращается к ней, чтобы укрепить и легитимизировать то или иное политическое правление.

Так, принятый в Польше закон о национальной чести запрещает так или иначе обвинять польский народ в содействии Холокосту, что понимается ныне правящей партией как «фальсификация истории». Показательно, что его защитники используют цифры, далекие от исторической правды.

Криминализация мнемополитики (политики в отношении истории) очень опасна. Резко сужается пространство свободы слова. Прямо и косвенно под ударом оказываются академические свободы. Исследователи становятся фигурантами уголовных дел о «фальсификации истории». Они же оказываются под угрозой уголовного преследования за независимые суждения по вопросам, которые понимаются государством как элементы государственной идеологии.

Так, первыми пострадавшими от применения польского закона стали историки Холокоста Энгелькинг и Грабовский. По решению суда, они должны извиниться «за неточность в своей работе» — речь об историческом исследовании, описывавшим сотрудничество некоторых поляков с нацистами.

При этом защитники академической свободы критикуют и принятое в ряде европейских стран уголовное преследование за отрицания Холокоста. Историки оценивают и такие законы как нарушение академической свободы высказывания.

 

Мнемополитика и Великая Отечественная

Принципы российской уголовной мнемополитики в отношении  Второй мировой войны, о которых мы писали в ноябре 2020 года, основываются на неверном утверждении: якобы уголовная защита «памяти о Второй мировой войне» и «защита чувств ветеранов» соответствует европейской практике преследования за отрицание Холокоста.

Как утверждает автор доклада «Россия: преступления против истории» Григорий Вайпан, российский закон о «реабилитации нацизма», запрещающий критиковать действия СССР во время Второй мировой, не защищает память жертв, а затыкает рот тем, кто хотел бы говорить о преступлениях государства.

 

Конституция против умаления подвигов

После принятия в 2020-м поправок к российской Конституции в ней появилась статья о «защите исторической правды» (ч. 3 ст. 67). В соответствии с ней, «Российская Федерация…обеспечивает защиту исторической правды. Умаление значение подвига народа при защите Отечества не допускается».

Вольное историческое общество обратило тогда внимание, что  «…историческая память не может быть предметом конституционного регулирования». Само появление в Конституции понятия «исторической правды» «убийственно для исторической науки».

Некоторые правоведы также обращали внимание, что подобная формулировка близка к пониманию «единой идеологии». А это прямо противоречит запрету такого единомыслия той же Конституцией.

 

Мнеполитика после поправок

Тем не менее, предупреждения историков и правоведов проигнорировали. Напротив, после принятия поправок российская мнемополитика получила новый импульс.

В интервью для доклада FIDH исследователь российской исторической политики Николай Копосов отметил: руководство российских университетов использует изощренные методы давления, чтобы заставить замолчать «слишком либеральных» профессоров и исследователей».

В настоящее время российская историческая политика сосредоточена на двух основных направлениях:

• в области образования и исследований сформирована система поддержки организаций и проектов, реализующих «патриотический» взгляд — создание «позитивного образа советской и российской истории», особенно истории XX века;
• уголовно преследуют тех, кто так или иначе не разделяет «правильную», «патриотическую» версию российской/советской истории (очень напоминает советскую борьбу с инакомыслием).

Так, при активной поддержке государства возродились

• Российское историческое общество во главе с директором Службы внешней разведки Сергеем Нарышкиным,
• Российское военно-историческое общество под руководством бывшего министра культуры Владимира Мединского.

Оба общества — активные проводники «истинно патриотической» версии российской истории.

 

Миф как пример «исторической правды»

Миф о 28 героях-панфиловцах, активно защищаемый бывшим министром, а ныне советником президента Владимиром Мединским, — отличная иллюстрация того, как именно понимается «историческая правда». Именно такую «патриотическую» позицию активно развивают и поддерживают вышеназванные общества, а де-факто государственные организации.

Историки же, с документами в руках оспаривающие «священный миф», получают прямые угрозы от государственного чиновника Мединского, как якобы подрывающие смысл жертвенной борьбы советского народа за свою Родину.

Так, глава Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) Сергей Мироненко опубликовал документы, доказывающие – вся история о двадцати восьми солдатах и офицерах, которые якобы сдержали десятки немецких танков у Дубосеково, – выдумка советской военной пропаганды. К исторической правде она отношения не имеет.

В ответ перестал был директором ГАРФ, его переместили на «почетную» должность научного руководителя.

 

Архивы тоже на службе

Серьезное подспорье в деле концентрации «исторической правды» в руках государства и прогосударственных организаций — ограничения в доступе к архивным данным.

Формальные и неформальные ограничения на работу с архивными данными — прежде всего о репрессиях 30-х годов и Великой отечественной войне – сильный удар по независимым исследованиям. Зато особый приоритет в доступе – у тех, кто придерживается «линии партии».

Как результат, крепнут позиции нынешнего политического режима в установлении «исторической правды». Например, публикация президентом Путиным статьи о причинах Второй мировой войны и ответственных за ее начало практически канонизировала сегодняшнюю «историческую правду» об этом этапе Российской истории.

Теперь разночтений быть не может.

 

Торжество «победобесия»

Фактически речь идет о формировании в стране определенной квази-религиозной традиции — один из независимых православных священников дал ей название «Победобесие».

Один из ярких примеров стал проект исторических парков «Россия. Моя история», запущенный в 2017 году. По мнению профессиональных историков, в проекте имеется серьезный идеологический крен в сторону обожествления идеи государства и стигматизации любых его критиков – от декабристов до диссидентов.

В результате любые обсуждения и несогласие с официально установленной «исторической правдой» стали опасны для сомневающихся. То тут, то там в дело вступают уголовный и административный кодексы.

 

История под кодексами

С 2014 года России можно получить судимость за «реабилитацию нацизма». С недавнего времени к этому прибавилась статья за «оскорбление чувств ветеранов». (ст. 354.1 УК РФ).

Преследования за «историю» не ограничиваются историей Великой Отечественной войны. В стране преследуются независимые историки и организации, исследующие и советские репрессии.

Еще в 2018-м юристы международной правозащитной группы Агора насчитали более ста случаев преследований, связанных с историей. При этом жертвами становились именно исследователи, которые так или иначе занимались историей репрессий.

• Продолжается сфальсифицированное дело Юрия Дмитриева, известного исследованиями расстрельного места Сандормох в Карелии.
• Историка Михаила Супруна долгое время пытались привлечь за публикацию архивных материалов о репрессированных немцах — якобы за неразрешенное разглашение личных данных.
• Петербургский историк Кирилл Александров за исследование биографий офицеров Русской освободительной армии (РОА) был лишен степени доктора исторических наук.
• Его же научно-публицистическая статья о Степане Бандере в «Новой газете» – вполне информативная и очевидно не содержавшая «оправдания терроризма» — была признана «экстремистской».

За исследования военной истории преследуются не только российские граждане.

Немецкий историк Себастиан  Штоппер опубликовал ряд исследований, в которых, по мнению Брянского прокурора, «принижается значимость партизанских воинских операций на Брянщине, <…> негативно оцениваются партизаны и их действия», что может способствовать формированию у читателей негативной установки по отношению к социальным идеалам и духовным ценностям (героизм предков, уважительное отношение к ветеранам партизанского движения и их воинским заслугам), существующим в современном обществе».

В результате эти публикации были признаны экстремистскими.

Фактически опасными становятся просто публикации военных историков.

На Сахалине прокуратура возбудила дело за продажу исторической книги «Солдаты вермахта». Дело возбудили по статье, запрещающей демонстрацию нацистской символики – очевидно, книга не могла обойтись без фото со свастикой.

По данным той же Агоры, к настоящему времени несколько десятков исторических книг и исследований под тем же предлогом запрещены для распространения в Российской Федерации — включая работу А.В. Окорокова «Фашизм и русская эмиграция (1920-1945)», книгу К.А. Залесского и П. Хауссера «Черная гвардия Гитлера. Ваффен-СС.

Новосибирского краеведа Андрея Позднякова проверяют по статье 354.1 «о реабилитации нацизма». Повод для проверки – колонка в новосибирском издании, где автор признался, что не любит Парады Победы – и объяснил, почему.

Неслучайно, и Навальный был осужден за «оскорбление ветерана», выразившееся в том, что Алексей резко оценил участие ветерана в агитации за поправки в Конституцию.

Нет оснований считать, что не последует дальнейшее усиление репрессий государства против «неправильной» истории и «неправильных историков».

 

* * *

В России устанавливается режим активной борьбы с «историческими фальсификациями». Эта борьба направлена на защиту и распространение одной — сформулированной государством — версии «истинной истории».

Эта кампания не только напрямую противоречит Конституции (даже в ее нынешнем виде). Она угрожает истории как науке и историкам как представителям академической профессии.

 

Дмитрий Дубровский – кандидат исторических наук, доцент НИУ-ВШЭ (Москва), научный сотрудник Центра независимых социологических исследований (Санкт-Петербург), член Правозащитного совета Санкт-Петербурга.