Академические споры о вине и ответственности российской профессуры
Дмитрий Дубровский
Фото: В элитных вузах высокая свобода оплачивалась гибельной, как оказалось, близостью к власти.
Внутри академического сообщества начало войны ускорило процессы раскола, основанного на представлении об академической свободе и ее пределах.
Те, кто до начала войны и – тем более – до «письма ректоров» не был готов мириться с высокой степенью сервильности профессоров, уволился и/или уехал.
Для тех, кто остался, вопрос ответственности перед коллегами, студентами, институцией или даже наукой в целом стал приоритетным в выборе стратегии. Как реагировать на резко ухудшившийся академический климат внутри вузов, прежде всего вызванный мобилизацией в поддержку «партии войны»?
В особой степени это касается т.н. «элитных» вузов, которые так или иначе были крепко связаны с властью – и поэтому оказались в первых рядах серьезных проверок на лояльность. Одними из главных гарантов этих особых отношений между властью и университетом были Ярослав Кузьминов, создатель и ректор «Вышки» (НИУ-ВШЭ), и Владимир Мау, ректор РАНХГНиС. Оба перестали быть ректорами, Кузьминов – в 2021 году, Мау – в январе 2023-го.
Оценка их наследия показывает, насколько профессора, долго работавшие в созданных ими институциях, по-разному оценивают вклад созданной ими системы в нынешний кризис академической свободы.
«Тестер академической свободы»
Разговор «Разбор полетов, или Каким не быть российскому университету» начал бывший профессор Вышки Гасан Гусейнов на страницах «Новой газеты Европа». Разговор этот заставил вспомнить меткое определение, данное автору статьи другим коллегой по филологическому цеху: «тестер академической свободы».
Его радикальные публичные высказывания стали частью истории российской борьбы за право академического высказывания.
- История с «клоачным русским языком» показала, как легко «элитный университет» прогибается под власть имущих и использует Этический комитет для акта очевидной цензуры.
- Другая история – о так называемом «оправдании терроризма» – также спровоцированная комментарием профессора в Фейсбуке, показала, что профессора вполне готовы участвовать в обосновании и «научном подкреплении» начальственной цензуры, отрицающей свободу критического научного высказывания.
Профессора-соучастники
Эти примеры характеризуют, помимо прочего, чрезвычайную зависимость университетского начальства от политического руководства. Такое положение сложилось в 2000-е годы, в частности, благодаря активному вмешательству государства в дела науки и высшего образования.
Авторитарная модернизация в высшем образовании причудливо сочетала научные достижения – с одной стороны – и сокращение академической вольности – с другой. Согласно логике Г. Гусейнова, не только создатели институций, активно включенные в процесс этой авторитарной модернизации, но и профессора были соучастниками создания несправедливой системы в вузах. По мысли проф. Гусейнова, эта система обеспечивалась неоправданно высокими зарплатами (автор называет их уголовным термином «грев» — недопустимые внутренним тюремным распорядком вещи и продукты питания).
Горечь поражения и вызвала к жизни столь эмоциональный текст. По проф. Гусейнову, «хрустальная мечта разгромлена».
«Институциональный эффект еще будет ощущаться»
Иначе смотрит на наследие Владимира Мау недавний профессор петербургского отделения РАНХГНиС Евгений Рощин.
На его взгляд, как ни оценивать последующие шаги ректора, «…без поддержки Мау не состоялся бы наш факультет [политологии] в петербургском кампусе». Без ректора Мау нельзя бы было и помыслить о том, чтобы в Петербургском отделении возник международный наблюдательный совет, появились публикации в приличных журналах – то, что называется «нормальная образовательная модель».
Автор не согласен с тезисом проф. Гусейнова, что образование в ведущих российских вузах было «иллюзией и витриной для Запада». Евгений Рощин видит значение работы Мау в том, что «небольшой институциональный эффект от этих проектов в Академии будет еще какое-то время ощущаться. Как будет повод гордиться и нашими выпускниками».
Упреки и полемика
Социолог Илья Матвеев немедленно отреагировал на статью, упрекнув Гасана Гусейнова в том, что тот «надел белое пальто» и проигнорировал компании поддержки, которые в свое время организовывали в защиту и самого Гусейнова, и ректора Шанинки Зуева.
Нельзя отрицать: примеры сопротивления множились даже в самое мрачное для российской академии время. От защиты Смольного факультета свободных искусств и наук его студентами до массовой поддержки ректора Сергея Зуева студентами и сотрудниками.
Бывший преподаватель Илья Кукулин полемизирует с Гусейновым. «Грев», о котором пишет Гусейнов, «совершенно не касался всех преподавателей Вышки». Поэтому некорректно записывать всех в «представители суперкоррумпированной корпорации». Иначе картина сильно упрощается и поддерживает – особенно в условиях войны – популярную идею о коллективной ответственности российских ученых.
Соглашаясь с критиками проф. Гусейнова, важно сказать, что они не отметили главного. Эта статья – редкий пример жесткой саморефлексии. Автору тяжело сознавать, что он сам, много лет проработавший в Германии в условиях абсолютной академической свободы, так легко включился в систему, которая, на его взгляд, не только успешно симулировала свободную академию, но и осуществляла экспертную помощь режиму в момент его мирной фазы развития.
«Карманы эффективности»
Впрочем, основным вопросом является ответственность не столько руководства элитных вузов, сколько ее профессуры. Многие из них легко отказались от доставшейся в 1990-е годы свободы в обмен на гарантированный доход и международные связи.
Сложившаяся в передовых российских вузах система была построена на культивируемом неравенстве – финансовом и административном. Это неравенство вытекало из логики авторитарной модернизации, прекрасно описанной Владимиром Гельманом.
Неравенство было прямым следствием странной смеси неокорпоративизма и меритократии. В этих рамках иногда возникали сильные проекты – но они были обречены с момента своего создания. Начиная с Высшей школы экономики, эти «карманы эффективности» в момент своего создания собирали ученых, в основном не имевших опыта академического shared governance. Обычно у них было очень общее представление о том, каковы должны быть институты и практики академического самоуправления.
Свобода в обмен на лояльность
Как правило, руководители этих проектов создавали такие схемы взаимодействия с государством, которые трудно назвать иначе как коррупционными.
Упрекать в этом всех преподавателей трудно. Речь всегда шла о небольшом круге, как говорил Фазиль Искандер в «Кроликах и удавах», «приближенных к столику». Но именно они вершили судьбами остальных.
При этом высокая степень свободы, гарантированной для сотрудников таких «авторитарных карманов», фактически менялась на лояльность власти. В обмен на свободу приходилось мириться со всяким идеологическим мусором. Все старались не обращать на него внимание и считали досадной, но необходимой ценой для нормальной работы.
Мобилизация академии
Именно в институциональной природе этих вузов – где высокая свобода оплачивалась гибельной, как оказалось, близостью к власти – и кроется, как мне кажется, основная причина того погрома, который мы наблюдаем.
Прежний договор с властью перестал действовать. Собственно научная работа перестает играть важную роль в тандеме науки и автократии. Теперь автократы требуют уже не подачек, а полного подчинения, военной мобилизации науки.
И в этой ситуации, как показывают примеры Ярослава Кузьминова из НИУ-ВШЭ Владимира Мау из РАНХГНиС, прежние «эффективные менеджеры» оказываются ненужными.
Переорганизация университета
Российские университеты, особенно те, кто был флагманом высшего образования, в этой ситуации переживают наиболее серьезное крушение. Из этого, впрочем, следуют важные выводы. Собственно, проф. Гусейнов и делает эти выводы.
Университету нужны гарантированная автономия, настоящая независимость и правовая защита. Ошибкой было полагать союз с автократией способом ее трансформации. Оказалось, это путь к авторитаризации самого университета и краху передовых проектов в области высшего образования.
Переорганизация университета, обучение практикам его демократического самоуправления представляется задачей не менее важной, чем сохранение той когорты преподавателей и исследователей, которые будут возрождать российскую свободную науку в будущем.
Собственно, об этом пишет и Илья Кукулин: в будущем важно сформировать представления о профессоре как о «свободном мыслителе, который находится в диалоге с обществом». А университет должен продумать способ защиты своей автономии от желаний спонсора (что в современном мире вообще глобальный вызов академической свободе).
Последнее станет возможным, когда в университет придет настоящее разделение властей, shared governance. И разумеется, исчезнет желание подменять науку идеологией, а профессионализм – политической лояльностью.
0 Комментариев