Можно ли судить об академических свободах вне связи с политическим режимом?
Елизавета Потапова
Фото: Присутствие государства — или вернее фантазии о нём — ощущается на любом уровне, начиная с индивидуального. (Photo by Ant Rozetsky on Unsplash)
Об академической свободе принято думать в нескольких контекстах:
- как об уникальной профессиональной ценности, без которой невозможны никакие университеты и наука;
- как об управленческом принципе, регламентирующем отношения между университетами и отдельных учеными друг с другом и с государством;
- с недавного времени ещё в контексте оценки правовой среды в отдельном университете, сообществе или стране.
Уравнение усложняется. Простой принцип, согласно которому академические свободы – это автоматическая производная демократического режима, уходит в прошлое.
Его заменяет комплексный замер различных компонентов — как законодательных (насколько хорошо закон регламентирует и защищает принцип академической свободы), так и проявленных в реальной практике (сталкиваются ли ученые с ограничениями, цензурой, получается ли у них себя защитить).
Индекс академических свобод
В отчете “Свободные университеты” Кэтрин Кинзельбах, профессор Университета Эрлангена, с коллегами из Global Public Policy Institute (GPPI) предлагают методологию, позволяющую включить академические свободы в алгоритм индекса демократии V-Dem.
Авторы рекомендуют использовать новый индекс при составлении рейтингов университетов. В этом случае университеты из недемократических государств не смогут подняться на сколько-нибудь заметные позиции в рейтингах, что в свою очередь приведет к репутационным потерям.
Вне зависимости от того кажется нам такой подход справедливым или нет, в нём сформулирована важная претензия — думать об университете и государстве как о едином организме, не разделять их.
В связи с чем возникает вопрос: можем ли мы думать о них отдельно?
И что более важно: возможен ли разговор об академических свободах без специальной государственной оптики?
Кто мешает работать?
Как показали интервью с российскими учеными и преподавателями из Москвы и Санкт-Петербурга, проведенные осенью 2017 — весной 2019, самое большое ожидание от академических свобод связано с тем, чтобы можно было делать свою работу — и никто не мешал. Похожее определение было сформулировано и в ходе исследования академических свобод, предпринятое Центром независимых социологических исследований.
Кто может помешать ученому и преподавателю в работе?
Удалось выделить такие уровни вмешательства:
- индивидуальный — когда человек ограничивает себя сам по разным соображениям, хоть оппортунистическим, хоть соображениям безопасности;
- групповой — когда источником давления являются коллеги внутри дисциплины или в рамках структурного подразделения (например, департамента или центра);
- структурный — здесь подразумевается начальство самого низкого уровня, чаще всего коллега, но уже руководитель, кто-то, обладающий властным ресурсом;
- организационный — включающий администрацию университета;
- надорганизационный — высший административный уровень, в который входит Министерство образования со всеми ведомствами; до определённой степени правительство и администрация президента.
При составлении классификации слово «государственный» сознательно избегалось. Следуя логике респондентов, ограничение или неудобство в большей мере причиняют какие-то конкретные люди. В то же время государство выступает в роли более абстрактного объекта тревоги, к которому прибегают, когда нужно эффективно рационализировать репрессивные действия.
Это также означает, что присутствие государства — или вернее фантазии о нём — ощущается не только на высшем административном уровне, когда речь идёт о чиновниках или президенте, а на любом — начиная с индивидуального.
«На всякий случай»
Момент, когда ученый принимает решение выбрать эту формулировку или тему, а не другую, мотивируя выбор соображением безопасности («на всякий случай») — это момент проявления тревожности, повышенной чувствительности к контексту.
В этот момент государство проявляется в индивидуальной оптике. От него хочется защититься — и как-то абстрагироваться.
Похожий механизм чувствительности подталкивает коллег к осторожности не только в собственной работе, но и в отношении друг друга. Вы выбираете «аккуратное» название для проекта, курса, конференции – и это кажется рациональным выбором.
Один из респондентов замечает: можно делать всё, пока ты не привлекаешь внимания.
Так выглядит групповая тревожность и ощущение, что в общем пространстве присутствует государство. Зачастую респонденты затрудняются сказать, что именно будет, если не сдерживать себя, какие угрозы реально существуют.
«На всякий случай».
За повышенной ответственностью за себя следует не менее напряженная настороженность в отношении подчиненных. Она сопровождается дополнительным — вполне реальным – давлением. Варианты тут разные
- например, путем гонки за публикационными показателями (см. материал Ирины Дежиной «Академические свободы или полезные знания?»
- или с помощью колоссальной бюрократизации академической работы (материал Катерины Губа «Вузы тонут в бумагах».
В условиях экономического прессинга сверху и работы на предельных мощностях не остаётся пространства для манёвра. Традиционное решение — затаивание и пресечение попыток любой неоднозначной деятельности — опять-таки на всякий случай.
Государство и связанная с ним тревожность проявляется на структурном и административном уровне в двух формах, потому что речь идёт о двух разных колодах с отдельными правилами игры.
- С одной стороны, это строгие требования, связанные с экономическими показателями, цифрами набора, наукометрией, и понятные призы за соответствие строгим правилам.
- С другой стороны, это тот же страх неопределённой репрессии, который можно увидеть на всех уровнях.
Учит ли нас чужой опыт?
К сожалению, 2018 год дал российским университетским два реальных кейса для актуализации своих тревог по поводу отношений государства и университетов. Это отзывы лицензий у Европейского Университета в Санкт Петербурге и Московской высшей школы социальных наук (Шанинки).
Обе истории завершились сравнительно благоприятно, и университеты продолжают свою работу. Тем не менее можно бы было ожидать, что теперь страх приобретет более конкретные очертания.
Удивительным образом никто из респондентов за пределами этих университетов не считает, что подобное могло бы произойти с ними. Никто не рассматривает такую практику как реальную угрозу для себя лично или своей институции.
Никакого отклика у респондентов не вызвали и события лета 2018 года в Турции. Тогда многие турецкие академики оказались в ситуации выбора – или немедленно уехать из страны, или идти на серьёзные компромиссы, как профессиональные, так и гражданские.
Никто из респондентов не рассматривает опыт коллег как релевантный. Тем не менее определённое напряжение или тревожность всё же увеличиваются.
Растёт страх, что государство может оказаться не символической фигурой, а реальными людьми, которые что-то запрещают, отнимают и наказывают за проступки, о которых не было известно заранее.
* * *
Вот лишь один ответ, хорошо обозначающий эту неопределённость.
«Мы смотрим на каких-нибудь других бюджетников, например, на учителей в школах, и видим, как государство к ним стучится в дверь и говорит: есть кое-какие распоряжения. А есть, например, ученые, мы даже не говорим, что у них есть какие-то свои особенные свободы, представим, что у всех профессий есть какие-то ниши, которые они хотели бы занимать. Вот есть ученые, так вот кажется, государство постучало ученым в дверь. Или нет?»
Респондент оставляет открытым вопрос о том, какое место занимает государство в переживаемом нами опыте.
Постучало ли государство ученым в дверь?
Или государство в глазах смотрящего?
Я не думаю, что можно найти одну правильную формулу. Можно использовать инструменты, которые предлагают Кинзельбах и команда для измерения академической свободы. А можно повнимательнее прислушаться к себе.
0 Комментариев